Просьба
Перевод Вяч. Вс. Иванова

По вкусу если труд был мой
Кому-нибудь из вас,
Пусть буду скрыт я темнотой,
Что к вам придет в свой час,
И, память обо мне храня
Один короткий миг,
Расспрашивайте про меня
Лишь у моих же книг.

THE APPEAL

If I have given you delight
By aught that I have done,
Let me lie quiet in that night
Which shall be yours anon:

And for the little, little, span
The dead are borne in mind,
Seek not to questions other than
The books I leave behind.

Заповедь Перевод М. Лозинского

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
He забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ.
Умей поставить в радостной надежде,
Ha карту все, что накопил c трудом,
Bce проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: "Иди!"
Останься прост, беседуя c царями,
Будь честен, говоря c толпой;
Будь прям и тверд c врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются c тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неуловимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь как владенье
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

If

If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies,
Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:

If you can dream -- and not make dreams your master;
If you can think -- and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build'em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: "Hold on!"

If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings -- nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it,
And -- which is more -- you'll be a Man, my son!

"На далекой Амазонке..." Перевод С. Маршака

На далекой Амазонке
Не бывал я никогда.
Только "Дон" и "Магдалина" -
Быстроходные суда,-
Только "Дон" и "Магдалина"
Ходят по морю туда.
Из Ливерпульской гавани
Всегда по четвергам
Суда уходят в плаванье
К далеким берегам.
Плывут они в Бразилию,
Бразилию,
Бразилию,
И я хочу в Бразилию,
К далеким берегам!
Никогда вы не найдете
В наших северных лесах
Длиннохвостых ягуаров,
Броненосных черепах.
Но в солнечной Бразилии,
Бразилии моей,
Такое изобилие
Невиданных зверей!
Увижу ли Бразилию,
Бразилию,
Бразилию?
Увижу ли Бразилию
До старости моей?

Yes, weekly from Southampton
Great steamers, white and gold,
Go rolling down to Rio
(Roll down--roll down to Rio! ).
And I'd like to roll to Rio
Some day before I'm old!

I've never seen a Jaguar,
Nor yet an Armadill--
He's dilloing in his armour,
And I s'pose I never will,

Unless I go to Rio
These wonders to behold--
Roll down--roll down to Rio--
Roll really down to Rio!
Oh, I'd love to roll to Rio
Some day before I'm old!

(The Beginning of the Armadilloes)

Серые глаза - рассвет... Перевод К. Симонова

Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.
Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.
Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.
Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.
Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Eyes of brown - a dusty plain
Split and parched with heat of June.
Flying hoof and tightened rein,
Hearts that beat the ancient tune.
Side by side the horses fly,
Frame we now the old reply
Of the Lover's Litany: -
"Love like ours can never die!"

Eyes of blue - the Simla Hills
Silvered with the moonlight hoar;
Pleading of the waltz that thrills,
Dies and echoes round Benmore.
"Mabel," "Officers," "Good-bye,"
Glamour, wine, and witchery -
On my soul's sincerity,
"Love like ours can never die!"

Maidens, of your charity,
Pity my most luckless state.
Four times Cupid's debtor I -
Bankrupt in quadruplicate.
Yet, despite my evil case,
An' a maiden showed me grace,
Four-and-forty times would I
Sing the Lover's Litany: -
"Love like ours can never die!"

Если

О, если разум сохранить сумеешь,
Когда вокруг безумие и ложь,
Поверить в правоту свою - посмеешь,
И мужество признать вину - найдешь,
И если будешь жить, не отвечая
На клевету друзей обидой злой,
Горящий взор врага гасить, встречая,
Улыбкой глаз и речи прямотой,
И если сможешь избежать сомненья,
В тумане дум воздвигнув цель-маяк...

Отрывок из другого варианта перевода стихотворения IF. См. Выше «Заповедь»

ОБЩИЙ ИТОГ Перевод К. Симонова

Далеко ушли едва ли
Мы от тех, что попирали
Пяткой ледниковые холмы.
Тот, кто лучший лук носил,-
Всех других поработил,
Точно так же, как сегодня мы.
Тот, кто первый в их роду
Мамонта убил на льду,
Стал хозяином звериных троп.
Он украл чужой челнок,
Он сожрал чужой чеснок,
Умер - и зацапал лучший гроб.
А когда какой-то гость
Изукрасил резьбой кость -
Эту кость у гостя выкрал он,
Отдал вице-королю,
И король сказал: "Хвалю!"
Был уже тогда такой закон.
Как у нас - все шито-крыто,
Жулики и фавориты
Ели из казенного корыта.
И секрет, что был закрыт
У подножья пирамид,
Только в том и состоит,
Что подрядчик, хотя он
Уважал весьма закон,
Облегчил Хеопса на мильон.
А Иосиф тоже был
Жуликом по мере сил.
Зря, что ль, провиантом ведал он?
Так что все, что я спою
Вам про Индию мою,
Тыщу лет не удивляет никого -
Так уж сделан человек.
Ныне, присно и вовек
Царствует над миром воровство.

A GENERAL SUMMARY

We are very slightly changed
From the semi-apes who ranged
India's Prehistoric clay;
He that drew the longest bow
Ran his brother down, you know,
As we run men down to-tday.

"Dowb," the first of all his race,
Met the Mammoth face to face
On the lake or in the cave:
Stole the steadiest canoe,
Ate the quarry others slew,
Died -- and took the finest grave.

When they scratched the reindeer-bone,
Some one made the sketch his own,
Filched it from the artist -- then,
Even in those early days,
Won a simple Viceroy's praise
Through the toil of other men.
Ere they hewed the Sphinx's visage
Favouritism governed kissage,
Even as it does in this age.

Who shall doubt "the secret hid
Under Cheops' pyramid"
Was that the contractor did
Cheops out of several millions?
Or that Joseph's sudden rise
To comptroller of Supplies
Was a fraud of monstrous size
On King Pharaoh's swart Civilians?

Thus, the artless songs I sing
Do not deal with anything
New or never said before.
As it was in the beginning
Is to-day official sinning,
And shall be for evermore!

Бессонная ночь Перевод М. Фромана

Словно в зареве пожара
Я увидел на заре,
Как прошла богиня Тара,
Вся сияя, по горе.
Изменяясь, как виденья,
Отступали горы прочь.
Было ль то землетрясенье,
Страшный суд, хмельная ночь?
В утра свежем дуновенье
Видел я - верблюд ко мне
Вне законов тяготенья
Подымался по стене,
И каминная задвижка
Пела с пьявками, дрожа,
Распаленная мартышка
Сквернословила, визжа.
С криком несся в дикой скачке
Весь багровый, голый гном,
Говорили о горячке
И давали в ложке бром,
А потом загнали в нишу
С мышкой, красной как луна,
Я просил: "Снимите крышу,
Давит голову она!"
Я молил, ломая руки,-
Врач сидел как истукан,-
Что меня спасти от муки
Может только океан.
Он плескался подо мною,
Пену на берег гоня,
И понадобились трое,
Чтобы сбросить вниз меня.
И шампанским зашипели,
Закружились надо мной
Семь небес, как карусели,
И опять возник покой;
Но осталась, чуть мигая,
Вкось прибитая звезда,
Я просил сестру, рыдая,
Выпрямить ее тогда.
Но молчанье раскололось,
И в мой угол донесло,
Как диктует дикий голос
Бесконечное число
И рассказ: "Она сказала,
Он сказал, и я сказал..."
А луну, что мне сияла,
В голове я отыскал.
И слепец какой-то, плача,
Слез не в силах удержать,
Укорял меня, что прячу
Где-то я луну опять.
Стало жаль его немного,
Но он свистнул у стены.
И пресек мою дорогу
Черный Город Сатаны.
И на месте, спотыкаясь,
Я бежал, бежал года,
Занавеска, раздуваясь,
Не пускала никуда.
Рев возник и рос до стона
Погибающих миров -
И упал, почти до звона
Телеграфных проводов.
Лишь одна звезда светила
В напряженной тишине
И, хихикая, язвила
И подмигивала мне.
Звезды с высоты надменной
Ждали, кто бы мне помог.
От презренья всей вселенной
Я ничем спастись не мог.
Но живительным дыханьем
День вошел и засиял,
Понял я - конец страданьям,
И я к Господу воззвал.
Но, забыв, о чем молиться,
Я заплакал, как дитя,
И смежил мне сном ресницы
Ветер утренний, шутя.

Whatever I may here disclaim,
The very clever folk I sing to
Will most indubitably cling to
Their pet delusion, just the same.

I had seen, as the dawn was breaking
And I staggered to my rest,
Tari Devi softly shaking
From the Cart Road to the crest.
I had seen the spurs of Jakko
Heave and quiver, swell and sink.
Was it Earthquake or tobacco,
Day of Doom, or Night of Drink?

In the full, fresh fragrant morning
I observed a camel crawl,
Laws of gravitation scorning,
On the ceiling and the wall;
Then I watched a fender walking,
And I heard grey leeches sing,
And a red-hot monkey talking
Did not seem the proper thing.

Then a Creature, skinned and crimson,
Ran about the floor and cried,
And they said that I had the "jims" on,
And they dosed me with bromide,
And they locked me in my bedroom --
Me and one wee Blood Red Mouse --
Though I said: "To give my head room
You had best unroof the house."

But my words were all unheeded,
Though I told the grave M.D.
That the treatment really needed
Was a dip in open sea
That was lapping just below me,
Smooth as silver, white as snow,
And it took three men to throw me
When I found I could not go.

Half the night I watched the Heavens
Fizz like '81 champagne --
Fly to sixes and to sevens,
Wheel and thunder back again;
And when all was peace and order
Save one planet nailed askew,
Much I wept because my warder
Would not let me sit it true.

After frenzied hours of wating,
When the Earth and Skies were dumb,
Pealed an awful voice dictating
An interminable sum,
Changing to a tangle story --
"What she said you said I said" --
Till the Moon arose in glory,
And I found her . . . in my head;

Then a Face came, blind and weeping,
And It couldn't wipe its eyes,
And It muttered I was keeping
Back the moonlight from the skies;
So I patted it for pity,
But it whistled shrill with wrath,
And a huge black Devil City
Poured its peoples on my path.

So I fled with steps uncertain
On a thousand-year long race,
But the bellying of the curtain
Kept me always in one place;
While the tumult rose and maddened
To the roar of Earth on fire,
Ere it ebbed and sank and saddened
To a whisper tense as wire.

In tolerable stillness
Rose one little, little star,
And it chuckled at my illness,
And it mocked me from afar;
And its breathren came and eyed me,
Called the Universe to aid,
Till I lay, with naught to hide me,
'Neath' the Scorn of All Things Made.

Dun and saffron, robed and splendid,
Broke the solemn, pitying Day,
And I knew my pains were ended,
And I turned and tried to pray;
But my speech was shattered wholly,
And I wept as children weep.
Till the dawn-wind, softly, slowly,
Brought to burning eyelids sleep.

ДУРАК Перевод К. Симонова

Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).
О, года, что ушли в никуда, что ушли,
Головы и рук наших труд -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.
Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я) -
Будущность, веру, деньги и честь.
Но леди вдвое могла бы съесть,
А дурак -на то он дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я).
О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут,-
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.
Когда леди ему отставку дала
(Впрочем, как Вам и Мне),
Видит Бог! Она сделала все, что могла!
Но дурак не приставил к виску ствола.
Он жив. Хотя жизнь ему не мила.
(Впрочем, как Вам и Мне.)
В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут,-
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.

A fool there was and he made his prayer
(Even as you and I!)
To a rag and a bone and a hank of hair
(We called her the woman who did not care),
But the fool he called her his lady fair
(Even as you and I!)

Oh the years we waste and the tears we waste
And the work of our head and hand,
Belong to the woman who did not know
(And now we know that she never could know)
And did not understand.

A fool there was and his goods he spent
(Even as you and I!)
Honor and faith and a sure intent
But a fool must follow his natural bent
(And it wasn't the least what the lady meant),
(Even as you and I!)

Oh the toil we lost and the spoil we lost
And the excellent things we planned,
Belong to the woman who didn't know why
(And now we know she never knew why)
And did not understand.

The fool we stripped to his foolish hide
(Even as you and I!)
Which she might have seen when she threw him aside --
(But it isn't on record the lady tried)
So some of him lived but the most of him died --
(Even as you and I!)

And it isn't the shame and it isn't the blame
That stings like a white hot brand.
It's coming to know that she never knew why
(Seeing at last she could never know why)
And never could understand.

ИЗГОИ Перевод В. Топорова

За темные делишки,
За то, о чем молчок,
За хитрые мыслишки,
Что нам пошли не впрок,
Мишенью нас избрали
Параграфы статей -
И поманили дали
Свободою своей.
Нет, нас не провожали,
Не плакали вослед;
Мы смылись, мы бежали -
Мы заметали след
От наших злодеяний,
А проще - наших бед
За нами - каталажка,
Пред нами - целый свет
Ограбленные вдовы
И сироты купцов
За нами бестолково
По свету шлют гонцов;
Мы рыщем в океане,
Они - на берегу.
И это христиане,
Простившие врагу!
Но вдосталь, слава богу,
На свете славных мест,
Куда забыл дорогу
Наш ордер на арест;
Но есть архипелаги,
Где люди нарасхват,
А мертвые бумаги
Туда не допылят.
Там полдень - час покоя,
Там ласков океан,
Дворцовые покои,
И в них журчит фонтан
Никто здесь не посмеет
Прервать полдневный сон,
Покуда не повеет
Прохладой из окон.
Природа - загляденье,
Погода - первый сорт,
И райских птичек пенье,
И океанский порт.
И праздник, оттого что
Раз в месяц круглый год
Привозит нашу почту
Британский пароход.
Мы поджидаем в баре
Прибывших бедолаг -
Не чопорные баре,
Но парни самый смак.
Мы важно тянем виски
И с помом, и с самим,
Но на борт - он английский!
К ним в гости не спешим.
А ночью незаконно
Мы в Англии своей -
С князьями Альбиона
Знакомим дочерей,
И приглашают лорды
На танец наших жен,
Мы сами смотрим гордо,
Покуда... смотрим сон.
О боже! Хоть понюшку
Нам Англии отсыпь -
Ту грязную речушку,
Ту лондонскую хлипь,
Задворки, закоулки
И клочья тощих нив...
А как там Лорд - Уорден?
А как там наш Пролив?

Through learned and laborious years
They set themselves to find
Fresh terrors and undreamed-of fears
To heap upon mankind.

All that they drew from Heaven above
Or digged from earth beneath,
They laid into their treasure-trove
And arsenals of death:

While, for well-weighed advantage sake,
Ruler and ruled alike
Built up the faith they meant to break
When the fit hour should strike.

They traded with the careless earth,
And good return it gave:
They plotted by their neighbour's hearth
The means to make him slave.

When all was ready to their hand
They loosed their hidden sword,
And utterly laid waste a land
Their oath was pledged to guard.

Coldly they went about to raise
To life and make more dread
Abominations of old days,
That men believed were dead.

They paid the price to reach their goal
Across a world in flame;
But their own hate slew their own soul
Before that victory came.

САМАЯ СТАРАЯ ПЕСНЯ Перевод М. Фромана

Потому что прежде Евы была Лилит.
Предание
"Этих глаз не любил ты и лжешь,
Что любишь теперь и что снова
Ты в разлете бровей узнаешь
Все восторги и муки былого!
Ты и голоса не любил,
Что ж пугают тебя эти звуки?
Разве ты до конца не убил
Чар его в роковой разлуке?
Не любил ты и этих волос,
Хоть сердце твое забывало
Стыд и долг и в бессилье рвалось
Из-под черного их покрывала!"
"Знаю все! Потому-то мое
Сердце бьется так глухо и странно!"
"Но зачем же притворство твое?"
"Счастлив я - ноет старая рана".

For before Eve was Lilith. -- Old Tale.

"These were never your true love's eyes.
Why do you feign that you love them?
You that broke from their constancies,
And the wide calm brows above them!

This was never your true love's speech.
Why do you thrill when you hear it?
You that have ridden out of its reach
The width of the world or near it!

This was never your true love's hair, --
You that chafed when it bound you
Screened from knowledge or shame or care,
In the night that it made around you!"

"All these things I know, I know.
And that's why my heart is breaking!"
"Then what do you gain by pretending so?"
"The joy of an old wound waking."

КОРОЛЕВА Перевод А. Оношкович-Яцына

"Романтика, прощай навек!
С резною костью ты ушла,-
Сказал пещерный человек,-
И бьет теперь кремнем стрела.
Бог плясок больше не в чести.
Увы, романтика! Прости!"
"Ушла! - вздыхал народ озер.-
Теперь мы жизнь влачим с трудом,
Она живет в пещерах гор,
Ей незнаком наш свайный дом,
Холмы, вы сон ее блюсти
Должны. Романтика, прости!"
И мрачно говорил солдат:
"Кто нынче битвы господин?
За нас сражается снаряд
Плюющих дымом кулеврин.
Удар никак не нанести!
Где честь? Романтика, прости!"
И говорил купец, брезглив:
"Я обошел моря кругом -
Все возвращается прилив,
И каждый ветер мне знаком.
Я знаю все, что ждет в пути
Мой бриг. Романтика, прости!"
И возмущался капитан:
"С углем исчезла красота;
Когда идем мы в океан,
Рассчитан каждый взмах винта.
Мы, как паром, из края в край
Идем. Романтика, прощай!"
И злился дачник, возмущен:
"Мы ловим поезд, чуть дыша.
Бывало, ездил почтальон,
Опаздывая, не спеша.
О, черт!" Романтика меж тем
Водила поезд девять-семь.
Послушен под рукой рычаг,
И смазаны золотники,
И будят насыпь и овраг
Ее тревожные свистки;
Вдоль доков, мельниц, рудника
Ведет умелая рука.
Так сеть свою она плела,
Где сердце - кровь и сердце - чад,
Каким-то чудом заперта
В мир, обернувшийся назад.
И пел певец ее двора:
"Ее мы видели вчера!"

"Farewell, Romance!" the Cave-men said;
"With bone well carved he went away,
Flint arms the ignoble arrowhead,
And jasper tips the spear to-day.
Changed are the Gods of Hunt and Dance,
And he with these. Farewell, Romance!"

"Farewell, Romance!" the Lake-folk sighed;
"We lift the weight of flatling years;
The caverns of the mountain-side
Hold him who scorns our hutted piers.
Lost hills whereby we dare not dwell,
Guard ye his rest. Romance, farewell!"

"Farewell, Romance!" the Soldier spoke;
"By sleight of sword we may not win,
But scuffle 'mid uncleanly smoke
Of arquebus and culverin.
Honour is lost, and none may tell
Who paid good blows. Romance, farewell!"

"Farewell, Romance!" the Traders cried;
Our keels ha' lain with every sea;
The dull-returning wind and tide
Heave up the wharf where we would be;
The known and noted breezes swell
Our trudging sail. Romance, farewell!"

"Good-bye, Romance!" the Skipper said;
"He vanished with the coal we burn;
Our dial marks full steam ahead,
Our speed is timed to half a turn.
Sure as the ferried barge we ply
'Twixt port and port. Romance, good-bye!"

"Romance!" the season-tickets mourn,
"He never ran to catch his train,
But passed with coach and guard and horn --
And left the local -- late again!"
Confound Romance! . . . And all unseen
Romance brought up the nine-fifteen.

His hand was on the lever laid,
His oil-can soothed the worrying cranks,
His whistle waked the snowbound grade,
His fog-horn cut the reeking Banks;
By dock and deep and mine and mill
The Boy-god reckless laboured still!

Robed, crowned and throned, he wove his spell,
Where heart-blood beat or hearth-smoke curled,
With unconsidered miracle,
Hedged in a backward-gazing world;
Then taught his chosen bard to say:
"Our King was with us -- yesterday!"

Когда уже ни капли краски... Перевод В. Топорова

Когда уже ни капли краски Земля не выжмет на холсты,
Когда цвета веков поблекнут и наших дней сойдут цветы,
Мы - без особых сожалений - пропустим Вечность или две,
Пока умелых Подмастерьев не кликнет Мастер к синеве.
И будут счастливы умельцы, рассевшись в креслах золотых,
Писать кометами портреты - в десяток лиг длиной - святых,
В натурщики Петра, и Павла, и Магдалину призовут,
И просидят не меньше эры, пока не кончат славный труд!
И только Мастер их похвалит, и только Мастер попрекнет -
Работников не ради славы, не ради денежных щедрот,
Но ради радости работы, но ради радости раскрыть,
Какой ты видишь эту Землю, - Ему, велевшему ей - быть!

L'Envoi To "The Seven Seas"
When Earth's last picture is painted and the tubes are twisted and dried,
When the oldest colours have faded, and the youngest critic has died,
We shall rest, and, faith, we shall need it -- lie down for an aeon or two,
Till the Master of All Good Workmen shall put us to work anew.

And those that were good shall be happy; they shall sit in a golden chair;
They shall splash at a ten-league canvas with brushes of comets' hair.
They shall find real saints to draw from -- Magdalene, Peter, and Paul;
They shall work for an age at a sitting and never be tired at all!

And only The Master shall praise us, and only The Master shall blame;
And no one shall work for money, and no one shall work for fame,
But each for the joy of the working, and each, in his separate star,
Shall draw the Thing as he sees It for the God of Things as They are!

ГИМН ПЕРЕД БИТВОЙ
Перевод А.Оношкович-Яцына

Земля дрожит от гнева,
И темен океан,
Пути нам преградили
Мечи враждебных стран:
Когда потоком диким
Нас потеснят враги,
Йегова, Гром небесный,
Бог Сечи, помоги!
С высоким, гордым сердцем,
Суровые в борьбе,
С душою безмятежной,
Приходим мы к тебе!
Иной неверно клялся,
Иной бежал, как тать,
Ты знаешь наши сроки -
Дай сил нам умирать!
А тем, кто с нами разом
Зовет богов иных,
Слепой и темный разум
Прости за веру их!
Мы к ним пришли, как к братьям,
Позвали в страшный час -
Их не рази проклятьем,
Их грех лежит на нас!
От гордости и мести,
От низкого пути,
От бегства с поля чести
Незримо защити.
Да будет недостойным
Покровом благодать,
Без гнева и спокойно
Дай смерть Твою принять!
Мария, будь опорой,
Защитой без конца
Душе, что встанет скоро
Перед лицом Творца.
Мы все среди мучений
От женщин родились -
За верного в сраженье,
Мадонна, заступись!
Нас поведут к победам,
Мы смерть несем врагам,
Как помогал Ты дедам,
Так помоги и нам.
Великий, и чудесный,
И светлый в смертный час,
Йегова, Гром небесный,
Бог Сеч, услыши нас!

The earth is full of anger,
The seas are dark with wrath,
The Nations in their harness
Go up against our path:
Ere yet we loose the legions —
Ere yet we draw the blade,
Jehovah of the Thunders,
Lord God of Battles, aid!

High lust and froward bearing,
Proud heart, rebellious brow —
Deaf ear and soul uncaring,
We seek Thy mercy now!
The sinner that forswore Thee,
The fool that passed Thee by,
Our times are known before Thee —
Lord, grant us strength to die!

For those who kneel beside us
At altars not Thine own,
Who lack the lights that guide us,
Lord, let their faith atone.
If wrong we did to call them,
By honour bound they came;
Let not Thy Wrath befall them,
But deal to us the blame.

From panic, pride, and terror,
Revenge that knows no rein,
Light haste and lawless error,
Protect us yet again.
Cloak Thou our undeserving,
Make firm the shuddering breath,
In silence and unswerving
To taste Thy lesser death!

Ah, Mary pierced with sorrow,
Remember, reach and save
The soul that comes to-morrow
Before the God that gave!
Since each was born of woman,
For each at utter need —
True comrade and true foeman —
Madonna, intercede!

E'en now their vanguard gathers,
E'en now we face the fray —
As Thou didst help our fathers,
Help Thou our host to-day!
Fulfilled of signs and wonders,
In life, in death made clear —
Jehovah of the Thunders,
Lord God of Battles, hear!

ОТПУСТИТЕЛЬНАЯ МОЛИТВА
Перевод О. Юрьева

Бог праотцев, преславный встарь,
Господь, водивший нас войной,
Судивший нам - наш вышний Царь! -
Царить над пальмой и сосной,
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!
Вражде и смуте есть конец,
Вожди уходят и князья:
Лишь сокрушение сердец -
Вот жертва вечная твоя!
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!
Тускнеют наши маяки,
И гибнет флот, сжимавший мир...
Дни нашей славы далеки,
Как Ниневия или Тир.
Бог Сил! Помилуй нас! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!
Коль, мощью призрачной хмельны,
Собой хвалиться станем мы,
Как варварских племен сыны,
Как многобожцы, чада тьмы,
Бог Сил! Нас не покинь! - внемли,
Дабы забыть мы не смогли!
За то, что лишь болванки чтим,
Лишь к дымным жерлам знаем страх
И, не припав к стопам Твоим,
На прахе строим, сами прах,
За похвальбу дурацких од,
Господь, прости же Свой народ!

God of our fathers, known of old,
Lord of our far-flung battle-line,
Beneath whose awful Hand we hold
Dominion over palm and pine--
Lord God of Hosts, be with us yet,
Lest we forget--lest we forget!

The tumult and the shouting dies;
The Captains and the Kings depart:
Still stands Thine ancient sacrifice,
An humble and a contrite heart.
Lord God of Hosts, be with us yet,
Lest we forget--lest we forget!

Far-called, our navies melt away;
On dune and headland sinks the fire:
Lo, all our pomp of yesterday
Is one with Nineveh and Tyre!
Judge of the Nations, spare us yet,
Lest we forget--lest we forget!

If, drunk with sight of power, we loose
Wild tongues that have not Thee in awe,
Such boastings as the Gentiles use,
Or lesser breeds without the Law--
Lord God of Hosts, be with us yet,
Lest we forget--lest we forget!

For heathen heart that puts her trust
In reeking tube and iron shard,
All valiant dust that builds on dust,
And guarding, calls not Thee to guard,
For frantic boast and foolish word--
Thy mercy on Thy People, Lord!
Amen

Lived a woman wonderful,
(May the Lord amend her!)
Neither simple, kind, nor true,
But her Pagan beauty drew
Christian gentlemen a few
Hotly to attend her.

Christian gentlemen a few
From Berwick unto Dover;
For she was South Africa,
Ana she was South Africa,
She was Our South Africa,
Africa all over!

Half her land was dead with drouth,
Half was red with battle;
She was fenced with fire and sword
Plague on pestilence outpoured,
Locusts on the greening sward
And murrain on the cattle!

True, ah true, and overtrue.
That is why we love her!
For she is South Africa,
And she is South Africa,
She is Our South Africa,
Africa all over!

Bitter hard her lovers toild,
Scandalous their paymen, --
Food forgot on trains derailed;
Cattle -- dung where fuel failed;
Water where the mules had staled;
And sackcloth for their raiment!

So she filled their mouths with dust
And their bones with fever;
Greeted them with cruel lies;
Treated them despiteful-wise;
Meted them calamities
Till they vowed to leave her!

They took ship and they took sail,
Raging, from her borders --
In a little, none the less,
They forgat their sore duresse;
They forgave her waywardness
And returned for orders!

They esteemed her favour more
Than a Throne's foundation.
For the glory of her face
Bade farewell to breed and race --
Yea, and made their burial-place
Altar of a Nation!

Wherefore, being bought by blood,
And by blood restored
To the arms that nearly lost,
She, because of all she cost,
Stands, a very woman, most
Perfect and adored!

On your feet, and let them know
This is why we love her!
For she is South Africa,
She is Our South Africa,
Is Our Own South Africa,
Africa all over!